...
Оставалось десять минут до начала занятий, так что студенты стали собираться за оградой. Как только большая часть кадетов оказалась около плаца Закари отдал распоряжение им построиться в два ряда. Четвёртый и третий курс соответственно. Теперь оставалось только провести первую организационную беседу и раздать лошадей кадетам – их преподаватель уже достаточно знал, чтобы распределить лошадей так, как то казалось ему разумным.
В прочем, особой вступительной речи не потребовалось, так как эти ребята уже однажды слушали её.
- Напоминаю, что я ваш преподаватель верховой езды и вольтижировки. Моё имя Закари де Куро. Особо церемониться я не собираюсь ни с кем, так что советую работать в полную силу, выкладываясь максимально. Однако, я всегда готов помочь тем, кто хочет подтянуть, либо совершенствовать навыки верховой езды. Ко мне можно обращаться за дополнительными занятиями, которые я проведу, если решу, что это необходимо.
Основная речь была проведена – так что теперь оставались организационные моменты. Вороной достал блокнот, в который только что записал третьи курсы, и продолжил.
- Теперь каждый по очереди подойдёт и сообщит мне своё имя и фамилию.
Конечно же даже сейчас остались те, кто переоценивает свои силы, но это быстро поправят любимые преподавателем лошади, но есть и те, кому необходимо внушить уверенность в своих силах, что так же постарается сделать Вороной за первые месяцы нового учебного. Настало время распределить всем коней – по многим студентам остались данные и заметки за прошлый год.
Закари произносил имя и фамилию ученика, а затем кличку коня. Иногда шли так же пояснения к тому, что именно хочет преподаватель от данной пары.
…
- Конрад вон Фаррадо – Полковник. Конь достаточно работал под верхов в летнее время, но с ним давно не занимались прыжками. Ожидаю от вашей команды хорошей и слаженной работы.
…
Закари был уверен, что этот юноша не испортит ему проверенного жеребца, так что с удовольствием решил посмотреть на работу данной команды, благо давал этого коня Конраду не впервые. К парнишке же преподаватель испытывал самые положительные чувства, считая его достойным представителем новой аристократии, который каждым своим поступком доказывал, что не рождение делает людей благородными и чистыми сердцем.
Когда третьекурсники ушли, настала пора разобраться с четвёртыми курсами. Они ещё не так притёрлись к преподавателю, да и были среди них все достаточно разными – кто-то самоуверен, кто-то наоборот напуган и сомневается. Однако преподаватель не хотел ни пугать лишнего, ни давать заноситься. Так что лошадьми он собирался поставить всех на своё место. Им он раздал лошадей так же чётко и быстро.
...

Высшая имперская военная академия, NC-21 | slash;
action №1: «дядечка, достань воробушка!» | action №2: «цветы жизни? смирно, я сказал!» | action №3: «игра в прятки»

Эрик поднял руку:
- Разрешите спросить, сэр. На прошлом занятии вы говорили и об экспромте в том числе. Хороший экспромт – это тот, который готовится заранее. Но ведь на все случаи экспромтов не заготовишь. Как лучше поступать тогда, подгонять имеющуюся заготовку к нужной ситуации или импровизировать на ходу?
Для самого Эрика вопрос был весьма важен. Увы, он умел поддержать беседу и высказать свои соображения, но коротко и по сути. А если верить господину де Лианкуру, речь следовало уснащать множеством замысловатых словесных финтифлюшек. А  без задержки Эрик мог выдать лишь финтифлюшки определенного сорта, не подобающие благовоспитанным мальчикам из хороших семей. Куда деваться, если  маленькому будущему барону ван Веллималь в свое время наняли дядьку из бывших солдат. Который искренне любил своего питомца, но в выражениях редко стеснялся.

Высшая имперская военная академия, NC-21 | slash;
action №1: «дядечка, достань воробушка!» | action №2: «цветы жизни? смирно, я сказал!» | action №3: «игра в прятки»

-Я думал, что Вы воевали, чтобы сделать импе’гию лучше. - стоя на пороге, сжимая вспотевшей ладонью ручку двери. Увы, ее прохлады были недостаточно, чтобы успокоить бушующий в душе кадета пожар. - Если Вы в это не ве’гите, то зачем Вы тогда с’гажались? Если этот ми’г не станет д’гугим, если ничего и никогда не изменится, был ли смысл воевать? И убивать людей, кото’гые шли на Вас и кото’гые ступали за Вами? Если ничего не меняется, то какая ‘газница отчего уме’геть? - вышел в коридор, с грохотом закрыв за собой дверь. Не сдержавшись, Шерубен с силой ударил ногой по стене, вымещая на ней гнев, который не удалось полностью выпустить через слова.
Сдавленно и приглушенно зарычав, прижался горячим лицом к холодному окну в коридоре. Боль в щеке, на которой к завтру глубокая ссадина обзаведется каймой из синяка, начала постепенно стихать. А за окном стемнело, и пошел снег. Вскоре он скроет вереницу его следов, бегущих от старой церкви до дома господина вон де Сото. Жаль, что с исчезающими следами не забудутся и сказанные в запале слова.
Эррат вылетел вслед за рыжим юношей как ураган, который сметает все на своем пути. Пылающие диким огнем серые глаза приобрели темный, едва ли не черный оттенок, а на лицо лучше было вообще не смотреть. Ухватив дез Альби за плечо, Эр рывком развернул его к себе лицом и тут же схватил за шею, приподняв над полом так, словно тот ничего и не весил. Пальцы сжались на шее, не давая возможности дышать, а удар впечатал спину кадета в стену так, что дрогнули стекла в оконных рамах. Служанка, которая спускалась с лестницы, в мгновение ока очутилась наверху, испуганно пискнув, но Гера даже не обратил на нее внимания. Взгляд, который если бы мог, убил бы, был впечатан только в карие глаза Шерубена.
- Что ты, молокосос, знаешь о войне? - страшным голосом прошипел Эррат ему в лицо, - Что ты, bastardo, знаешь о ней? Думаешь, что это почетно - умереть за идею? Думаешь, что мы убивали и гибли во имя высшей цели? Во имя страны? Думаешь, что война - это красивая кавалерийская атака, в праведном гневе сметающая пехоту со своего пути, добирающаяся до генеральского холма и убивающая вражеского командира под хор ангелов?..
Эррат не кричал. Кричал он когда злился.
Он шипел и шептал, сжимая пальцы на горле юноши все сильнее. И то, что его мог услышать только Шери, говорило о крайней, очень редкой для самого Стаккато стадии бешенства, всеослепляющей ярости, которая застилала глаза кровавой пеленой.
- Мои люди шли за мной, потому что верили мне. Потому что верили тому, что я говорил. И сражались не за императора и не за эту страну. А для того, чтобы такие неблагодарные мрази, как ты, - Эр еще раз тряхнул и ударил парня об стену, акцентируя внимание на своих словах, - Смогли дышать воздухом. Чтобы смогли говорить на родном языке. Чтобы у вас было детство, чтобы потом, когда вы вырастите, вы смогли сами выбрать свой путь. Чтобы не гнулись под чужой рукой, которая не оставляет вам выбора. Мы убивали и погибали ради вас, ради детей, жен, родителей, ради тех, кого любим и кого защищаем. И не тебе, сучьему семени, женщины, которая не знает о потерях, говорить о войне! Не тебе, глупому мальчишке, у которого молоко на губах не обсохло, говорить о свободе! Потому что ты ничего не знаешь о ней!

Пульсирующая боль в висках, тонкими иголками прошивающая голову и спускающаяся резкой болью к кончикам пальцев, известила о том, о чем Эррат не говорил посторонним. Тихо застонав, Стаккато уронил бутылку на пол, обхватывая руками голову, и провалился в черное небытие воспоминаний, резкими и мрачными картинками возникающими перед взором обоих Видящих.

- Сколько тебе, Винсент? - Эррат-Герард вон де Сото, офицер кавалерии, уставший и раненный в плечо, сидел возле умирающего солдата, понимая, что с такими ранами не живут. За его плечом стояло почти три десятка выживших, держа измазанных кровью и посеченных осколками лошадей под уздцы. Еще шесть седел пустовало, и их хозяева больше никогда не вернуться в лагерь, чтобы греть руки у костра и с замиранием сердца думать о предстоявшей битве. Вокруг ходили люди с лошадьми, к которым были прикреплены носилки - увозили раненых, а кого не могли спасти, добивали на месте. Так милосердней. Так проще...
- Двадцать шесть, - сплюнув кровь, прохрипел солдат, и, ухватившись за руку командира, приподнялся, морщась от боли. Один из солдат вон де Сото тут же подложил под спину умирающему товарищу седло, и тот устало опустился на импровизированное ложе, - Капитан, у меня осталась девушка в Эрлхофе... Она ждет меня...
"Не дождется", - промелькнуло в головах каждого из слышащих разговор. Но все промолчали, кто-то отвернулся, кто-то начал ругаться громким шепотом.
- Как ее зовут? Она красива? - как можно более ласково проговорил Эррат, измученно улыбнувшись и глазами отдав приказ стоящему позади солдату.
У того на скулах заходили желваки, он присел и поджал губы, держа в руках небольшой молоток и длинный камень.
- У моей Анны самые красивые глаза, капитан, - на разбитых губах умирающего кавалериста появилась бледная улыбка, - Синие, как море. Море... Вы чувствуете, капитан? Я слышу прибой. Я хотел бы еще раз увидеть море...
Короткий кивок, быстрое движение и короткий удар по затылку. Солдат вздрогнул всем телом, выгнулся и обмяк. Рука, до этого державшая руку командира, бессильно упала на пропитанную кровью землю, а Эр слегка опустил голову и снял грязную перчатку, провел ладонью по лицу умершего, опуская веки.
Эррат поднялся на ноги, и дез Альби потянуло следом за ним. - "Пожалуйста, пусть это прекратится. Очнитесь". - он не хотел больше видеть смерти. Война была совсем не такой как в книгах и юношеских мечтах. В ней не было ничего ни красивого, ни героического, она была грязной, с тошнотворным запахом крови. О такой войне не пишут, не говорят, ее помнят и не могут забыть.
Выстрел, и еще одна смерть. - "Пожалуйста, пожалуйста, хватит" - кроваво-красный закат обагрил собой небо и землю, на несколько минут пряча пятна крови. Склоняющееся к горизонту солнце казалось огромной дыркой от пули, которая пробила, разорвала небо, и теперь оно кровоточило.
Эррат позволил себе обернуться только когда рядом послышались голоса солдатов, разбивающих лагерь. Конец осени выдался ясным, но холодным - прекрасный день, чтобы умереть. Закат потух, последними лучами освещая усеянное трупами и кое-где дымящееся поле боя. Сегодня они потеряли "не так уж много".
Навстречу вышел полковник фон Вайнедсберг, невысокий, полный мужчина с залысинами и крысиными глазками. Цокнул языком, оглядев потрепанных солдат, заметил, что Гера идет без своего буланого.
- Н-да, вон де Сото, не повезло тебе сегодня. Скольких потерял? - будничным тоном поинтересовался он.
- Четверых.
- Что, всего четверых из тридцати? - удивленно вскинул брови начальник, - Да у тебя талант, парень! Зайди-ка к моему помощнику, пусть он тебе коня выдаст за заслугу. Всего четверых, надо же!
Четыре человек - это много или мало? Их учат тому, что следует жертвовать меньшим, чтобы спасти большинство, что потери, хотя бы незначительные, неминуемы. Пешки часто гибнут еще до того, как ставится мат. Это логика войны, такова тактика ведения боя, которой следует придерживаться, если хочешь победить. И все же, глядя на трупы, Шерубен понимал, как много, как, чертовски, много - четыре человека.
Ярость и бешенство Герарда, вызванные словами полковника, коснулись и его, захлестнув на пару мгновений. На смену им пришла безысходность, от которой хотелось выть и разрывать собственную грудь.

Стаккато поднял голову и посмотрел на дез Альби влажно блестящими серыми глазами. Видение закончилось, а чужое присутствие в своих воспоминаниях он чувствовал четко. Он не стал докапываться до причины, до того, как Шерубену удалось видеть и чувствовать все то же, что и ему самому. Какая разница, черт побери?
- Красиво, дез Альби? - прохрипел мужчина, - Нравится твоя пресловутая свобода? Идея, за которую почетно умереть?
Шерубен отрицательно и быстро замотал головой, не в силах выдавить из себя и слова в ответ.  Перед его внутренним взглядом еще долго стоили картины из видения, а по щекам, под прижатыми к лицу ладонями бежали слезы. Притянув согнутые в коленях ноги к груди и ткнувшись в них лбом, Шерубен беззвучно рыдал, трясясь всем телом. Он не мог избавиться от мертвых лиц перед своими закрытыми глазами. Видение закончилось, но запах крови, пороха, мокрой земли никуда не делся. Шери чувствовал его, а в голове снова и снова раздавался омерзительный дуэт из хруста костей и громового выстрела.

Рыжий бесшумно сгрузил всё своё «добро» возле двери, и, видимо, на этом запас тихого поведения фон Нойманна был исчерпан. Он буквально влетел в архив, подгоняемый своей слегка безумной вдохновленностью. Если бы чуть-чуть промотать время назад и сравнить, можно было бы понять, что манера Макса врываться в помещения очень напоминала ту же черту в Шерубене дез Альби.
- Ну что, ребята, пора праздновать? – спросил Рыжий, остановившись перед кадетами. На лице архивариуса чуть ли не крупными буквами было написано «задумал гадость!», энтузиазм был виден невооруженным глазом. – О-о-о, что за выпивка в моём архиве, - строго нахмурился Рыжий, - и без меня? Нехорошо, дисциплину нарушаете, товарищи кадеты. Да и с идеями у вас тут, как посмотрю, туго? Ну ничего! У меня уже всё есть.
Подчёркнутое слово «всё» навеяло бы на любого, хоть сколько-то знающего Рыжика, лёгкую жуть. Да, может, смешанную с любопытством, бывает, что и со своеобразным восхищением, но всё-таки – жуть. Никогда не знаешь, что взбредёт в окаянную рыжую голову…
Некоторое время фон Нойманн-старший стоял – во всей красе: рыжие волосы растрепаны, глаза сверкают, пальцы барабанят по ближайшему столу – глядя на «жертв» с лукавым прищуром. Отчасти его прищур объяснялся ещё и тем, что очки Рыжий в суматохе оставил в ящике стола, а лица парней рассмотреть хотелось.
- Ща! – в довершение объявил Рыжий и скрылся за дверью.
Вслед за этим раздался шелест и звуки разрываемых упаковок. После некоторой драматической паузы Максимилиан вернулся с тремя… весьма интересными нарядами.
Интересность этих нарядов была в том, что они были явно женскими, но вполне без проблем могли налезть на рослых парней. Да-да, именно о покупке одежды Рыжий договаривался с крупными зарубежными танцовщицами. Сначала он подумывал об аренде, но потом понял, что… мало ли что за вечер с одеждой случится?
Платьев было три. Первое – изумрудно-зелёное, с широкими рукавами; второе – белое, с большим количеством оборок и прочих финтифлюшек; третье (Макс собирался взять только два, третье ему дали «в нагрузку») было чёрно-белым, с длинным шлейфом, и в комплект к нему шли длинные перчатки.
В гробовой тишине Рыжий ещё раз обвёл всех взглядом триумфатора, посмотрел на кадетов и объявил, широким жесток указывая на разложенные на столе платья:
- Мальчики мои, это – вам!

Лицо Макса буквально светилось, и Шери поймал себя на мысли, что ему безумно интересно узнать, что же такое пришло в первую рыжую голову академии. Архивариус не заставил себя долго ждать. Проводив его удивленным взглядом, вопросительно посмотрел на своих сокурсников, а уже в следующую минуту карие глаза чуть ли не вылезли из орбит.
-У меня такое чувство, что Вы немного ошиблись учебным заведением. - подойдя к столу, взял в руки зеленое платье и, перевернув его, сунул голову под подол. - Отсюда это больше похоже на палатку или ци’гковой шате’г. - высунув голову, перевел смеющийся взгляд с одного участника предстоящего шоу на другое. - Что ж, если мы появимся пе’гед ними в таком виде и умуд’гимся не выдать себя до конца, тогда уве’ген, мы получим удивление, о кото’гом и не мечтали. Вот только, - Шери смущенно улыбнулся, растерянно глядя на присутствующих, - не знаю как вы, а лично я в душе не знаю, как все вот это надевается. - дез Альби не имел ни малейшего представления ни о женщинах, ни об их одежде, за исключением перчаток. Но, чтобы попасть рукой в дырку особого ума не надо, а вот чтобы разобраться с тем, как надеть на себя это сборище ткани, необходимо быть, как минимум, гением.

Нель очень хорошо знал своего отца. Настолько хорошо, что почти чувствовал, что сейчас будет какая-то такая засада, от которой отбиться было по сложности равно завалить дракона. Куда-то убежать-ускакать-исчезнуть во времени и пространстве Лионель не успел.
Вернувшийся отец вывалил на стол... платья.
Сначала фон Нойманн-младший побледнел, потом перевел ошарашенный взгляд с сияющего от осознания собственной гениальности отца на Шерубена, который, кажется, принял эту идею с великим интересом и даже разделил ее «гениальность». У блондина, кажется, отвалилась, если бы могла, челюсть. Нет, он мог многое понять, но чтобы... платья?! Прошив Максимилиана буквально уничтожающим взглядом, Нель брезгливо передернул плечами и сделал шаг назад от стола.
- Отличный намек, батя, - мрачно отозвался стрелок, - Просто чУдный.
Лионель никогда не обольщался на счет собственных пристрастий, но уж изображать из себя женщину был не намерен в любом раскладе, и идея влезть в этот бархатно-кружевной ужас не казалась ему забавной, скорее уж унижающей. Видимо, это сказывалось влияние вон де Сото, который весьма философски смотрел на свои увлечения молодыми парнями и взрослыми мужчинами, однако постоянно твердил, что не следует забывать про собственную природу и обязанности, возложенные на мужчин. И даже в честь Сайраса Нель не собирался выряжаться юбчатым пугалом.
- А косметики у тебя нет, сердобольный ты мой? – ехидно поинтересовался фон Нойманн, обращаясь к отцу, подошел к дез Альби и ухватил того за шею приятельски, тут же тыкнув пальцем ему в щеку, - Вот смотри, вот тут мы ему нарисуем нежный румянец, а то больно бледный, глаза подведем, чтобы были выразительней, и губы накрасить тоже надо обязательно. Вон де Сото не просто удивится – он охренеет, обещаю.
Да уж, предугадать реакцию преподавателя фехтования не составляло огромной сложности.
- А тебе, Феррет, вообще кошачьи усы нарисуем. И ухи налепим, - утвердительно закивал Нель, снова посмотрел на Рыжего, - А я в эту херню не полезу.

Вот и сейчас ему оставалось только мило улыбаться, когда архивариус вывалил на стол кипу тряпок. При ближайшем рассмотрении Феррет узнал в них платья, причем достаточно красивые платья. Даже у его Лионы не было таких красивых шмоток, а уж гардероб Лионы Феррет изучил тщательно за недолгий срок их знакомства. Барышня часто меняла наряды даже по два раза в день, стремясь завоевать сердце виконта, который день за днем холодел к ней, занимая свои мысли фантазиями на тему Академии. А уж сколько он перещелкал застежек на корсетах по трактирам - десяток так точно! Виконт, конечно, не гордился тем, что пользовался своей особенностью для привлечения новых знакомых, но друзья часто таскали его с собой, ведь если к нему стремились легкодоступные дамы, то и мальчикам обязательно бы перепало. Феррет никогда не настаивал на своей девственности в плане соблазнителя дам, но и даже ранее не стремился ее потерять. Просто так вышло, что те милые девушки сами прыгали на его колени хотя бы потому, что из всей компании Феррет обычно был самым трезвым, а какой бы девушка не была трактирной - ей всегда приятно поговорить о музыке, послушать трезвую речь и вообще - заглянуть в его глаза.
Посему об устройствах женских платьев он знал лично, не по наслышке, и вполне неплохо умел в ними управляться.
Всего пару минут Феррет смотрел на платья, и потом заулыбался мило, обводя взглядом присутствующих, отмахиваясь от рук Лионеля.
- Не надо мне усов и ушек, я не похож на кота. Даже на котенка. У меня другое животное в чести. Нет, а что? Три дамы... - Феррет поймал на себе грозный недовольный взгляд Неля, - Хорошо, ДВЕ дамы и один неизвестный сударь возжелали попасть на праздник. Никто их не знает, - Феррет стал ходить по комнате, подходя к каждому, будто рассказывая им старую легенду, - они тайно прибыли на праздник, и ищут своих жертв, чтоб покусать!!! - Феррет всплеснул руками, изображая всплеск эмоций, - И убить своих жертв!
Виконт засмеялся, раскладывая ткани на столе. Он очень хотел себе это, черно-белое со шлейфом и перчатками, но понимал, что из-за маниакальной любви Шерубена к данному аксессуару, его придется уступить ему.
- А ты не переживай, Шери, - фон Васс похлопал Рыжего по плечу, - я знаю, как это одевается.
И тут же смутился:
- Точнее я знаю, как это снимается, у моей невесты этих платьев было - о! - Ферет показал ладонью выше головы, не афишируя истории о походах в город по выходным, - так что думаю, что одевается это в пропорционально обратном порядке, и особой сложности запихнуть тебя в него не составит. И кстати, нам нужны маски. Красочные маски, полностью закрывающие лица, иначе сюрприза не получится! А мне еще можно и выемки для газ заклеить сеткой... вот почему не люблю свои глаза - нигде их не спрячешь.

Обзор открывался отменный.
Войдя в кухню, Шери на несколько секунд оторопел от обилия запахов, моментально окутавших его и чуть было не сбивших с ног. Рот тут же наполнился слюной, а в животе тихо и жалобно заурчало, так что мальчишка поспешил сглотнуть слюну и прижать руку, однако из которых была перебинтована, к животу, чтобы тот не так сильно выражал свое недовольство. А вокруг него все бегали и крутились, пока не замечая нежданного гостя, и этим следовало воспользоваться. Шмыгнув носом, Шерубен как можно тише двинулся в аккурат по стенке в сторону стола, на котором лежал хлеб. Хотя, судя по тому шуму и веселому гвалту, который царил на кухне, его не заметили бы, даже примись он во всю глотку распевать песни. Но рисковать и проверять это на деле мальчишка пока не торопился, продолжая осторожно пробираться к своей первой цели, не забывая озираться по сторонам в поисках "дядьки Рика". Тот был найден довольно скоро и в самое подходящее время - Шери только собирался примоститься возле стола, чтобы ухватить горбушку хлеба, как перед его носом появилась спина - спасибо, Аристу, не лицо - которая видать и принадлежало хозяину кухни.
Прикусив губу от накатившего азартного возбуждения, дез Альби принялся следовать за спиной, стараясь ничем себя не выдать. Каждый поворот повара, мальчишка повторял следом до тех пор, пока дядька Рик не отошел от нужного ему стола в противоположную сторону. Оставалось только гадать, правда ли, старик его не заметил, или только делал вид, выжидая момент. Самодовольному и уверенному в себе мальчишке больше хотелось верить в первое.
Взяв со стола еще горячую горбушку и бережно завернув ее в платок,  убрал в карман.  Примостившийся за одним из кухонных шкафов, Шерубен принялся высматривать следующий пункт - масло. Когда же оно было найдено, видящему захотелось завыть от такой несправедливости и неудачи - возле необходимого стола опять маячила фигура Энрике.

За стеной во всю чадили печи, и запах свежеиспеченного хлеба смешивался с запахом, пропитавшимся солоновато-пряными парами от зимних заготовок.
Рик втянул носом воздух и удовлетворенно крякнул. Один из новеньких поварят, по-моему, Джеки Смит, поскользнулся на влажном полу и растянулся прямо под носом у главного повара, чуть не обрушив табуретку, на которой тот стоял.
- С..сэр, простите... - промямлил он, судорожно пытаясь подняться. Рик спрыгнул с табуретки, нагнулся и... Почувствовал, как волосы на затылке зашевелил легкий прохладный порыв ветра, ворвавшийся с улицы. Рабочие кухни не пошли бы сейчас наружу, дел хватало и здесь. Значит...
"Кадеты... Опять..."
Рик чуть приподнялся, оглядывая кухню. И правда, у них был гость. По именам повар учащихся не различал, но вот на вид совсем другое дело. Кадеты часто соревновались удастся стащить что-нибудь с кухни или нет. Обычно, они в этом не преуспевали, но и такой наглости, как забраться в святая святых посередь дня, тоже за ними не водилось. "Может, проголодался? Попросит?"
Но нет, наглый мальчишка крался к столу со свежевыпеченным хлебом. Такого надругательства Рик не потерпел. Он выпрямился во весь рост и так и остался стоять спиной к нарушителю. В конце концов, пока он ничего не стащил, хватать его за уши невежливо. Аристократ все-таки. Мальчишка же, как ни в чем не бывало прошел следом за Риком и стащил кусок хлеба, но повар решил поиграть, а, заодно и объяснить нерадивому воришке, кто на кухне хозяин.
Он отошел к столу с приправами и свежим маслом, которое еще не успели убрать в ледник, и остановился. Если рыжий успокоится на хлебе, то Рик успеет поймать его на выходе, а если нет, то тут-то и начнется самое веселье.
Мальчишка мялся, явно не решаясь повторить свой трюк.
- Эй, Джеки, - громко крикнул повар. - Ну-ка, принеси мне хлеба. Конюшие на завтрак не пришли. Голодные небось. И мяса запеченного, что после господ осталось.
Вышеназванный Джеки, тут же улетел и буквально через минуту вернулся с огромным окороком. Рик пристроился к столу, где лежало масло и начал медленно нарезать мясо на тонкие ровные кусочки.
- Рыжий, а ты, если действительно решился, подойди и возьми, что хотел, - спокойно произнес повар, не отрываясь от процесса и даже не смотря в сторону мальчишки.

Энрике стоял на том же месте, что и пару минут назад, и уходить никуда не собирался. Наоборот, он принялся за работу, заговорив. И хоть в этот раз слова были сказаны спокойным и ровным голосом на дез Альби, чуть было не подпрыгнувшего от такой неожиданности к самому потолку, они оказали, куда больший эффект, чем громкий выкрик. Уши кадета моментально покраснели, а во рту пересохло. Оказывается, его все это время видели! Вот тебе и осторожность на пару с хитростью. Стратеги и тактика? Ха! В два счет рассекретил. И вот бы уже точно бросить всю эту затею и попросить прощение, чтоб лишних проблем не огрести на свою непутевую голову, так нет же. Упрямство и с гордостью прям с удвоенной силой принялись толкать вперед, советуя действием ответить на предложение повара, которое в мальчишеском мозгу, перевернувшись, стало больше походить на некий вызов, мол, иди, попробуй взять, если сможешь. А горячее рыжее бедствие всегда с охотой шел на любой вызов, доказывая всем и себе в первую очередь, что для него ничего невозможного нет.
Решив, что скрываться и прятаться теперь бесполезно, раз его все равно обнаружили, Шерубен выполз из-за шкафа уже полностью, быстрой и уверенной походкой направившись к столу. Если все получится, то он одним действием двух зайцев убьет - и масло получит, и мимо повелителя кухни прошмыгнет. "Главное, чтоб не поймали" - раздалось в голове кадета, не очень желающего познакомиться ближе с руками Энрике, особенно учитывая тот факт, что мужчина резал мясо. Почти подойдя к столу, Шерубен замешкался на несколько секунд.
Все же одно дело тащить, когда тебя не видят, а совсем другое - делать это перед самым носом. Что там в древности делали с воришками и карманниками? Кажется, руки отрезали. Прекрасная перспектива! Но Шери довольно успешно отгонял от себя подобные мысли. У него вообще была чудная привычка не думать ни о чем плохом, пока это самое плохое в нос не ударило или за ухо не схватило.
В этот момент, когда дез Альби готовился схватить масло и дать стрекоча, он был похож на кота, повадившуюся таскать мясо из собачей миски. Вот только умные коты делают это, когда пса нет или он мирно спит, а рыжий решил проделать все в наглую открытость. Все же есть надежда, маленькая такая, что Энрике его и не схватит, даже ухом не поведет, ведь он сам предложил взять, что надо. Святая простота, что тут сказать.
Выкинув из головы все мысли, что в принципе было не так уж и сложно, Шерубен подхватил кусок масла, уронив его на заранее развернутый хлеб, и развернулся на каблуках.
"Бежать, бежать, бежать!" - возопило сознание в следующее же мгновение, и мальчишка с чистой, ну или не очень, совестью решил последовать его совету.